Я скажу честно, первые месяца 2-3 это был пипец. Русский зритель, если он живет в стране агрессорей, пусть значит ходит на бесконечных Машкова и Богомолова. Это был абсолютно ужасный день. Ты понимаешь, что в одну из пятниц, открыв телеграм-канал, кто сегодня стал именагентом, то прочитаешь свою фамилию.
Какой я иногент? Господи, Боже! Ты предатель, не возвращайся, живи всегда в своей гееропии и загнивай.
Помимо моей мамы, которая человек твердого характера с красным словцом, но это уже это пройденный, я иногда могу спросить, как там дела у Вадима, моего отчима, который воюет. Я сама для себя не предатель. Это «Вдох-выдох» на Ходорковский лайф.
Меня по-прежнему зовут Ренат Довлет-Гильзеев. Впервые за довольно долгое время приветствую вас из студии в Вильнюсе, как вы обратили внимание. Давненько меня не было здесь, какое-то время с вами побуду. Рад этому факту. С вас подписка на канал, лайк, комментарии.
Чем больше комментариев, тем больше людей знают про то, что мы есть, существуем и работаем для вас. Поэтому не жалейте, даже если вы пишете плохое, нам все равно это помогает. Поехали.
И сегодня с нами актриса Варвара Шмыкова. Варя, я дико рад тебя приветствовать. Я тоже очень рада. Давай сразу дадим комментарий, что я держу телефон в руке.
Если будет вот такая вот какая-то вот нестабильная ситуация, это значит либо я смеюсь, либо я просто... Либо ты просто. Хорошо.
Я просто устала, да. Да-да-да, без проблем. Ну, слушай, знаешь, я такой большой и преданный поклонник вообще честности в эфире, поэтому я иногда так разрываю на себе рубашку и выступаю с исповедями.
Некоторых это раздражает. Ну, я к чему? Чем честнее, тем лучше. Мне кажется, чем мы с тобой честнее и искреннее, тем тоньше эта, пусть и стеклянная, но стенка между нами зрителями.
Ты находишься в Берлине, я нахожусь в Вильнюсе. Мы вот... Пока были за кадром, пока мы еще не вышли в эфир, мы с тобой даже коротко об этом побеседовали. Мне вообще кажется, что Вильнюс, что Берлин это такие два довольно важных центра новой миграции. Здесь довольно много наших, в том числе, старших товарищей, я имею в виду, Вильнюс.
И ты недавно сюда приезжала с ними, виделась. Я каждый раз, когда приезжаю в Берлин, вот в том числе, не так давно виделся там с тобой на спектакле наших других товарищей, складывается ощущение, что... что какая-никакая, но жизнь и социализация здесь возможны. Как тебе в Берлине вообще? Как ты впитала этот город?
И вообще, твой ли это город сейчас? Слушай, на данный момент, конечно, это мой город. Я даже не берусь ставить здесь знак вопроса, потому что я здесь живу, потому что у нас здесь сейчас вся наша жизнь, у старшего сына.
Школа, второй класс, младший вот-вот в течение месяца пойдет в садик. И мы здесь живем, здесь дружим, здесь легализованы. Я думаю, что на данном этапе это лучшее место, где я могу находиться сейчас.
Сколько длилась твоя адаптация? Я имею в виду и к городу, и... Все эти вопросы с документами, потому что все мои товарищи, которые переезжали в Германию, они жаловались на то, что невозможно открыть счет, очень тяжело, все, от сим-карты до аренды квартиры. Вот сколько тебе времени ушло на то, чтобы все решить эти проблемы и выдохнуть, сказать, все, супер, классно, жизнь нормальная началась?
Я не знаю, на самом деле, насчет выдоха, вот этого вот успокоения, у меня пока что его не было, потому что у нас до сих пор стоит... Ну не то чтобы прям остро, но вопрос квартирный, он присутствует всегда, потому что мы все равно находимся пока что в съемном жилье, временном, и мы в таком латентном поиске квартиры. А насчет адаптации конкретно вот городу со всеми его, значит, сим-картами, документами, ну ты знаешь, я не знаю, может быть, нам просто повезло.
Но мы достаточно просто здесь и быстро легализовались и получили карточку банковскую на основе того, что нам было одобрено БНЖ. С сим-картой мы разобрались через какое-то время, вот с ними были проблемы. Ну и все остальное более-менее уже как-то привычно, даже то, что нужно отправлять письма. вручную, тоже уже как-то, ну да, сходить на почту, отправить в почтовый ящик, уже нормально. Поэтому не могу сказать, что адаптация закончена, мне кажется, она продолжается до нового какого-то вопроса.
Вот сейчас садик Луки, это новый этап заполнения документов, ознакомления, вот это вот всё. Я думаю, что так или иначе какие-то такие вопросы будут появляться. И мы будем их решать по мере поступления. А немецкий? Проехала машину и выкинула.
Нет. А вообще, планируешь хотя бы? Я планирую, но пока что я не успеваю чисто физически заниматься немецким.
Но из-за того, что у меня есть рядом корней, я чуть-чуть хватаю какие-то вещи, слова, произношения. И я для себя решила, что сейчас я буду подтаскивать свой английский и свои всякие модельные CV и актерские CV тоже все-таки пока пишу на английском и рассылаю всяким англоговорящим агентам. Я тут посмотрел сегодня программу «Мамочки» Жени Воскобойникова, Даши Полугаева, и ты там была в гостях. Ссылочка будет в описании к этому видео.
Привет, привет! Спасибо, что присоединилась к нам. Это разговор про родительство, в основном про родительство. И я вот о чем хотел с тобой поговорить. У тебя как-то примерно в одно время случились новая страна, новый муж и новый ребенок.
Вообще, насколько было тебе тяжело параллельно с тем, что вот война, вот нужно переехать, у тебя новая семья и ты еще и рожаешь, вот это все как-то совместить и вообще вытащить? Что это за табло сам сложный? Ты знаешь, слава богу, новый муж у меня появился чуть раньше, чем началась война. Ну как-то совсем незадолго. Незадолго, действительно.
Так-то мы поженились 5 марта 2022 года. Но вообще мы вместе уже три года. И отправились в это интересное путешествие вместе.
Я очень этому рада, потому что Даня это мой... Это не просто муж, это мой друг, это мой самый любимый и единственный собеседник, и человек, которому я доверяю, и чье мнение мне, пожалуй, порой бывает важнее, чем мое. Но действительно, момент отъезда из России и моей беременности удивительным образом совпали. Я к этому отношусь сейчас, конечно же.
Так случилось, значит, так должно было быть. И какой-то сверху нам был дан, значит, в виде моей беременности, какой-то переломный момент для нас двоих и троих, для моего младшего сына тоже. Я скажу честно, первые месяца 2-3 это был просто пипец.
Помимо того, что первый триместр беременности, как многие знают, он самый такой нестабильный, гормоны скачут, хочется спать, хочется лежать, а нужно решать кучу вот этих вот проблем в виде документов, карточек, сим-карт, вещей, перевоза всего вот этого бытового. Но достаточно быстро... Ну то есть буквально, да, вот в октябре мы переехали, ноябрь-декабрь прошел, и в январе стало уже полегче. У парней нашлась школа дополнительного образования, Клавес, куда он начал ходить и заниматься немецким, и вообще видеться с другими детьми чаще.
Нам стало примерно понятно, где мы живем, потому что в феврале 23-го года мы нашли вот эту квартиру, в которой живем до сих пор в Принцлаберге. И весь этот ужас принятия ситуации двух, трех, не знаю, она как-то сошла на нет, эта проблема, и все стало хорошо. Я думаю, что мы из Дании большие молодцы, что мы прошли через это без жертв, без хлопания дверей и ссор. Были сложные моменты, как у всех, но мы два взрослых человека, и в отличие от наших родителей, мы находим какие-то ответы на вопросы через диалог. Мне иногда порой даётся это сложнее, потому что я такая, значит, закрыться, помолчать, значит, обидеться.
Но рядом со мной очень мудрый мужчина, чему я очень рада. Поэтому сейчас все уже хорошо, все, мне кажется, самое сложное уже позади. И ты знаешь, вот я сейчас тебя слушал, я думал о своих опытах, у меня было два опыта. Один в 2015 году, потом вернулся, и тогда я уезжал с партнером своим, таким долгосрочным, самым важным, наверное. Мне было легко.
Я уехал, ну как, было по-разному, но я понимал, что я не один, у меня вот за спиной что-то есть. То есть вот я буду падать, меня чуть-чуть поддержат. А сейчас, когда я пережал один, ну, это был самый страшный год или полтора года в моей жизни. То есть я думаю, что жить не хочу, ничего не хочу, пью, торчу, максимально себя уничтожаю. Просто потому что я понимаю, что я один, и мне невыносимо тяжело одному это все переносить.
И поэтому, конечно, я дико радуюсь, когда ребята-партнеры, ребята, которые создали новую семью, у них получается вместе друга поддерживать. И это, наверное... Самое вообще ценное, что есть, и учитывая, что вы еще не посрались, круто, реально круто. Завидую, потому что я бы, конечно, тоже хотел, чтобы такая рука сзади была. Ты сказала, что ты начала заполнять CV на английском, да, и свои модельные анкеты, и актерские анкеты отправлять.
Расскажи мне, как у тебя с принятием принципиального изменения статуса актерского, востребованности и прочего? Ну, потому что, очевидно, мы все понимаем, зрители наши тоже догадываются. что ты уезжала с позиции одной из самых популярных, снимаемых и известных актрис страны.
Я толстая. Нормальная пушка. Никто не любит их.
Ни нас, ни их. Обойтись без нас не могут. На пике. И мы прекрасно догадываемся, что, ну, конечно, падение случилось. Как ты это приняла?
так сейчас я посмотрю на это с точки зрения моего падения знаешь не обижайся только на совпадение на то что у меня тоже самое да я в деньгах потерял в пять раз в статусе потерял черное то во сколько да как бы моя жизнь там москве петербурге это была жизнь когда у тебя завтра в предвечеринка там послезавтра приглашение туда после послезавтра ты ведешь такую-то свадьбу и это совершенно другой уровень жизни и потребления и прочего и известности а уж Как бы твоя известность и моя, они неспостоимы. Вот, я поэтому говорю про падение. Да-да-да, ты знаешь, тут просто произошла, во-первых, переоценка ценностей, я думаю, как и очень многих людей, которые вынуждены, либо не по своей воле покинули Россию. Но сложно назвать мою нынешнюю творческую деятельность падением, когда на меня...
собираются залы в разных странах по 600-400-300 человек. Мне это очень и очень льстит и очень приятно, особенно когда зрители после спектакля подходят или пишут, например, в Инстаграме. Это те зрители, которые видели меня ещё в Москве.
Будь то спектакль Молочникова в Петербурге, который мы играли в Мариинском театре. на большой сцене в 22-м году в августе, будь то зрители, которые ходили ко мне еще, когда я была студенткой, либо зрители, которые ходили на спектакли в Центр Меркольда. И та публика, которую я здесь встречаю, не дает мне забывать, что вообще-то я популярная, талантливая актриса.
Но, безусловно... Вот ты сказал, что завтра открытие, потом закрытие, потом я веду свадьбу, потом презентация. Конечно, этого всего стало меньше, но на первый план вышли другие не менее значимые события.
Просто как бы сама жизнь, понимаешь? Просто времяпрепровождение с детьми, поездка на озеро. общение с друзьями, которое стало более качественное.
Но мои творческие амбиции, конечно, они не сидят молча, они что-то делают. Может быть, иногда, когда я хотела бы просто лежать и смотреть сериал, они просто там сидят и... Пишут в какие-то агентства, значит, подтаскивают английский, ходят на все мероприятия, которые проводятся в Берлине, благо их действительно немало. Привозные спектакли, местные фестивали, концерты друзей.
Жизнь бьет ключом, просто, возможно, не таким сильным, как раньше. Давай будем рассказывать нашим зрителям про тот ключ, которым ведет твоя жизнь. Расскажи про свой проект и расскажи, например, про текущий какой-нибудь, самый важный. Куда на тебя можно пойти нашим зрителям, которых очень много в Европе, которые также разбросаны по разным странам.
Вот они смотрят нашу программу и думают, ой, хочу сходить на концерт. Куда? Смотри, я тут буду, значит, не стесняться и рассказывать про, конечно же, свой важный проект. Это спектакль «Клуб разбитых сердец». Он важный.
Даже не потому, что я придумала его сама, с нуля, и сейчас его веду и как актриса, и как режиссер, и как продюсер, и как все. Это просто очень классный спектакль. Несмотря на то, что я внутри, я могу об этом прям громко заявить.
Мне кажется, что мы открыли какой-то... Ключик к тому, каким должен быть формат театра сейчас, и его можно увидеть, кстати говоря, совсем скоро в Риге 26 сентября. И потом в конце октября и в начале ноября у нас будут гастроли Хельсинки, Таллинн, Нарва, какие-то еще города.
Я не помню, Даня, мой муж, по совместительству наш директор. концертный и вообще общается сейчас по-моему с мадридом морбели и порту я уже сейчас на не помню и точно могу сказать что 5 декабря в берлине снова уже раз в третьей четвертой сыграем спектакль и буду очень рада вас видеть приходите я кстати может быть даже из вильнюса приеду потому что все все все хочу во-первых попасть во вторых Не по наслышке знаком с ключевыми действующими лицами. У тебя поменялся по ходу вашей жизни партнер основной в спектакле. Мальчик, герой.
Это не было какой-то проблемой для тебя? Вообще смена на ходу? Ты знаешь, конкретно в этом случае, в этом спектакле, это дает больше плюсов, чем минусов.
Конечно, мы сначала долго репетировали с одним. все это придумали и про нас все это было потом так произошло что нужно было значит искать нового партнера и мы долго репетировали месяц мы искали какие точки соприкосновения и придумался какой-то новый вообще спектакль и потом когда снова оказалось что нужен еще новый партнер я была правда готова опустить руки потому что каждый раз конечно это большая работа Но нашелся прекрасный мой друг Никита Еленев, с которым мы давно дружим. И я не понаслышке знаю про Никиту как про талантливого профессионального актера.
И вот, наконец, мы встретились вместе на одной сцене. И с ним спектакль обрел еще больше смыслов, потому что Никита привнес себя. И это стало...
Мне кажется, какой-то вообще идеальной формулой. Не знаю, будет ли у меня еще новая смена партнера. Если что, я готова ко всему. Но сейчас я супер довольна как артисткой, как какой-то организатор этого процесса, тем, что мы вытворяем с Никитой вместе на сцене. Ты сказала, что вы пока работали над этой историей, нащупали.
Ты нащупала какой-то новый формат театра, и как тебе кажется, в этом формате театр должен развиваться? Можешь подраскрыть? Смотри, я давно не играла, я даже не знаю, играла ли когда-нибудь такие спектакли, где есть четвертая стена, потому что меня так учили, что ее давно нету.
Конечно, есть спектакли, где это берется как такой фокус. Что-то такое, возможно, давно забытое, старое, как какой-то ход. Но я уже после пандемии, когда мы не играли полгода, и потом, наконец, мы вышли на сцену, и мы играли, я помню, тогда спектакль с Юлией Ансамблем, спектакль для Рыжакова «Три сестры». Я помню, как мне было странно, что я в каком-то костюме, я говорю какие-то...
тексты не свои, с залом практически нет никакой, то есть мы как-то очень обособленно существуем с залом, при том, что у нас нет никакой четвертой стены, но вот это вот само ощущение, оно было. И вот, наверное, с тех пор у меня началась какая-то такая интересная началась трансформация, мне стало казаться, что надо идти куда-то вот в сторону... Не то чтобы стендапа, а вот в сторону существования здесь и сейчас конкретно от меня. Поэтому спектакль, который мы играем, «Клуб разбитых сердец», там нету как бы ролей.
Там есть конкретно Варя Шмыкова и есть конкретно Никита Еленев. Да, у нас присутствуют поэзия, драматургия, тексты Уэльбека, тексты из Улиса. Но при этом, при всём, есть взаимоотношения с аудиторией, которые напрямую и составляют...
этот спектакль, который его решают, которые его ведут в ту или иную сторону. То есть от того, какой сегодня будет зритель в Валенсии, в Барселоне, в Вильнюсе, в Риге, такой будет спектакль. И здесь я, правда, радуюсь как ребёнок, потому что это интересно мне самой просто, Варе, как зрителю, как наблюдателю всего того, что сейчас происходит.
И в то же время мне, Варе, как актрисе, действовать прямо здесь, сейчас. Импровизация, экспромт, какие-то вещи, которые я не думала сегодня вдруг говорить, они сегодня рождаются. Это очень-очень интересно.
И зритель после спектакля уходит с мыслью, что он есть, что он здесь, он видим. То есть мы вместе сегодня вступили в этот... клуб разбитых сердец скажем так вместе из него вышли хочу поговорить с тобой про такой в кавычки щас беру куб клуб разбитых сердец всех кто скучает по российскому театру вспоминал июля ансамбль я тут же заскучал по июле ансамбль лю вспомнил своих каким-то там любимый театральные инициативы последних лет вода перед моей миграции театр фукру очень любил питерские ребята в основном в израиле я не знаю что сейчас Вспомнил последнее, что я вообще делал в России.
Это была лекция. Цикл лекции про документальное кино в «Современнике» по приглашению Рыжакова. Мы там устраивали всякие кинопоказы. Это было очень круто.
И уже шла война. Ему устроили этот показ. Показывали Косаковского. Еще пока было можно.
Я не знаю, как Рыжаков это все мог сделать. Сейчас и «Современника» как будто бы нет. У всех этих театральных группировок крутых, которые делали новый театр. И приучали зрителей к новому театру. Тоже нет.
Ты скучаешь по всем тем театральным процессам, которые были в России, и следишь ли ты за тем, что там происходит сегодня? Слушай, ну, конечно, я скучаю по этим театральным процессам, потому что они меня формировали как личность и как актрису. И мне довелось работать, мне кажется, с самыми лучшими и интересными людьми из театральной сферы.
Скучаю, но это, знаешь, это скука не такая, когда ты... Сидишь, грустишь и плачешь. Сейчас я его беру, тут у меня рука. Сидишь, грустишь и плачешь.
Это тот опыт, который был, из которого я черпаю какое-то вдохновение и смыслы, будь то наши какие-то разговоры репетиционные с Рыжаковым, либо это наши спектакли с Андреяшкиным и Феодори, которые мы делали в Центре Мерхольда. Из всех из них я для себя вытаскиваю какие-то смыслы, которые мне пригождаются. Сейчас в обычной жизни.
Я, к сожалению, не слежу за театральной жизнью Москвы. Если честно, я даже не знаю, как там и что сейчас происходит. Наверное, как и всегда, остается неизменным прекрасный спектакль «Мастерской Брусникина». А, нет, я знаю, что есть сделанный...
Гриша Добрыгином театр, я забыла, как он называется, А3. Там какая-то буква и цифра, не помню, но тоже я думаю, что там спектакли классные. И спектакль, который делает Саша Горчилин.
Тоже я смотрю только сториз и думаю, что это очень интересно. И также я знаю, что остался и... Пока еще существуют театры дочери Сусо, Жени Беркович, которая, кстати, скоро едет на европейские гастроли. И, пожалуй, еще я слежу за театром простодушных. Это, пожалуй, все, что я так успеваю посмотреть.
Не, ну круто, что что-то есть, потому что я как раз не сторонник концепции... Да гори все синим пламенем, русский зритель, если он живет в стране агрессора, недостоин вообще иметь доступ ни к какой приличной культуре. Пусть, значит, ходят на бесконечных Машкова и Богомолова, которые захапали себе в принципе все театральные сцены.
Все театры. Театры какие есть. Есть только теперь два человека, которые являются театральными менеджерами и руководят своими процессами.
Да бог с ними. Существуют другие важные театральные штуки, на которые ходить можно и где можно не стыдиться своего присутствия в зрительном зале. Ты заговорила про Женя Берковича, я вспомнил пост моего довольно близкого товарища Ромы Длажанского, который написал вот следующее.
В день, когда девочки получили все жуткие приговоры, он написал, что с этого дня для меня не существует ничего, что... что так или иначе происходит в Москве, или в Питере, или в России, в области театра, потому что я не понимаю, как вы можете выходить на сцену, зная про то, что ваши коллеги и ваши, во многом, друзья уехали вот ни за что. Для меня тот день, когда прозвучал приговор, был жутким.
Я не был близким другом Жени, но мы, конечно, были знакомы, как люди, которые примерно одного возраста и примерно как бы в одних кругах тусили. Как ты пережила вообще приговор Беркович и существует ли театр после этого суда в России для тебя? Слушай, это был абсолютно ужасный день.
Я его очень хорошо помню, потому что в этот ужасный день было еще два прекрасных события. И как эта жизнь строится, когда совмещается все несовместимое. У меня был последний съемочный день в одном проекте.
И это была большая радость, потому что я очень люблю сниматься и рада, что это есть в моей жизни. Потом, когда был приговор, я не могла вообще ни о чем не думать, ничего ни с кем не говорить. И абсолютно случайно, зайдя в Инстаграм, я попала на прямой эфир в аккаунте Рыжакова, у моего мастера, ну, в смысле не в аккаунте его конкретно, а его мастерской, шел прямой эфир, как набирали новый, получается, четвертый его курс. И ты знаешь, удивительным образом на эти 10 минут, что я зашла в этот эфир, я забыла просто обо всём. Потому что я смотрела на этих молодых, юных, да, сколько там, 16-17 лет, людей, которые плакали, радовались, кричали, стонали, кого они назвали, да, кто не поступил.
И это какая-то такая для меня абсолютно безвременная... История поступления в театральный. И я написала, у нас есть чат небольшой с многими выпускниками разных годов в мастерской Рыжакова, что этот день, конечно, запомнится навсегда, потому что он не только праздничный, но и трагичный в связи с таким вынесением решения суда по поводу Жени и Светы.
Я не понимаю, как это всё... Вместе уживаются, но это, к сожалению, уживается. Я никого не осуждаю. Еще с тех пор, как шло дело седьмой студии Кирилла Семеновича, когда продолжали играться спектакли, продолжали выпускаться проекты, ставиться премьеры и так далее и тому подобное, тоже не было ничего предпринято.
Я ничему не удивляюсь сейчас. И все-таки вот это несовместимое, оно происходит. Продолжается жизнь, продолжаются премьеры, продолжаются... Ну вот, да, вот эти вещи несовместимые.
Это... Но это вот, собственно, и есть жизнь. Я часто тоже думаю об этом, должен ли я осуждать или должен ли я наоборот радоваться. Довольно много моих близких друзей остались в Москве или Петербурге. Мама моя в Петербурге.
Я хочу, чтобы она ходила на спектакль Додина и стараюсь покупать ей билеты. И на новую сцену Александринки. И куда-то еще, где, слава богу, что-то ставят.
Где есть какие-то инициативы хорошие, важные. Ну, потому что, а как? Плюс я, например, для себя еще, я не закрываю дверь в Россию.
То есть я все равно еще надеюсь, что, может быть, когда-нибудь я и выйду с трапа самолета в Шереметьево или в Пулково, и поеду домой, буду плакать и смотреть в окно такси. Ты для себя эту дверь держишь при открытии? Ну, вот как ты говоришь, я бы хотела иметь возможность там оказаться.
Я хотела бы иметь возможность пройтись по своим родным улицам и увидеться со своими братьями и сестрами, с мамой и папой в своем доме в Москве. Но я скорее сейчас про это просто не думаю. Нет никакого, знаешь, такого лейтмотива, что ну вот там я считаю дни, я просчитываю какие-то там. События с точки зрения, когда же все это закончится. У меня сейчас совершенно другая жизнь, но я бы хотела, чтобы у меня была такая возможность.
А ты понимаешь, что в одну из пятниц, открыв телеграм-канал, кто сегодня стал инагентом, ты прочитаешь свою фамилию? Ты знаешь, я тоже про это не думаю, потому что, ну, во-первых, какой я инагент? Господи, боже. Ну, я, да, в общем, я про это не думаю.
А есть ощущение у тебя, что для... некоторых наших сограждан которые стали ультра патриотичны и возможно кто-то из этих сограждан был членом твоего окружения ближнего или не очень круга у меня просто их много да люди которыми я когда-то общался потом у них случился такой какой-то утрированный милитаризм головного мозга ними пишет ты предатель не возвращайся живи всегда в этой своей гейеропия и загниваем Ты иногда чувствуешь вот это вот ощущение, что для некоторых я стала предателем? Может быть кто-то тебе об этом говорит?
Ну из ближнего круга или даже около ближнего я такого не слышала и не знаю. Может быть просто люди мне говорили это в лицо, но нет. Помимо моей мамы, которая человек твердого характера с красным словцом. Но это уже этап пройденный.
Это было понятно давно, что мы на разных с ней, как бы на разных полюсах немножко существуем. А так в основном это люди, которые комментируют что-то в Инстаграме или пишут. Я их не знаю.
Я не уверена, что они знают меня. Поэтому я сама для себя не предатель и для своей. семьи, ну я имею ввиду мужа и сыновей. Ты сказала, что с мамой вы на разных полюсах, сложно было найти какие-то точки соприкосновения, чтобы семья одна продолжить общаться, может быть, там без былой глубины, но тем не менее сохранить какие-то адекватные отношения? Слушай, у нас сохранены адекватные отношения, насколько они могут считаться адекватными, то есть...
Мы никогда не были прям сильно как-то близки и глубоки в наших диалогах с мамой, поэтому то, как мы общаемся сейчас, это даже лучше, чем это было раньше. Мы просто обходим эту тему стороной. Я иногда могу спросить, как там дела у Вадима, у моего отчима, который воюет на этом. Наши разговоры про, так сказать, про нашу с ней разницу позиций заканчиваются. В основном это...
Обмен фотографиями, впечатлениями, кто что видел, кто куда ходил. Поздравления с разными праздниками. Я начала ей задавать вопросы касаемо ее детства, и она мне стала писать прям большие, такие как эссе, что ли. Мне это очень нравится. Мама очень смешно пишет.
Ну хорошо, не знаю, как так приятно про свое детство, про какие-то воспоминания. Поэтому мне кажется, что общение, которое у нас есть сейчас, оно интереснее того, что было раньше. Ты сказала фразу «отчим, который воюет». И я такой представил, а как бы я мог не спросить?
Я говорю, мама, а как там воюющий? Не было такого, что войну вы не обсуждали никогда? То есть это ты не хочешь просто об этом говорить? Сил нет, наверное, на этот разговор? Слушай, да, тут просто не то, чтобы нет сил, а на усилиях прям понятные позиции, что у меня, что у мамы.
У нас были какие-то обсуждения в самом начале. Они не заканчиваются никогда ничем хорошим. В основном это ссора, и потом месяц никто ни с кем не общается.
Мама прожила свои 57 лет с Верой в одни вещи. Я не сильна здесь их содрогнуть, вернее, эту Веру в какие-то её... в какую-то ее правду. Мама также не сильна меня тут как-то переубедить.
И вот мы не занимаемся этим переубеждением. Я, знаешь, еще одну тему коротко хочу с тобой затронуть и уже отпустить тебя, потому что я знаю, что ты держишь телефон в руках и уже, мне кажется, просто заколебалась поправлять этот кадр. Ну и плюс 40 минут у нас уже почти разговор идет, как раз только и составляет хронометраж нашей передачи.
Три года, ну два с половиной года до войны, два с половиной года миграции, плюс-минус там у всех по-разному. И явно принципиально многое поменялось. Я часто ловлю себя на мысль, что растет в том числе вот эта пропасть между мной и Россией, но также задаюсь вопросом, вот что-то надо мне такое делать, чтобы... не терять эту связь. Очевидно мне сейчас, что мы все запускали политические стримы и как будто бы от этого тоже все подустали.
Я думаю, что ты со мной согласна. И я уверен, что если вначале ты много смотрела, возможно, и нас, возможно, и Дождь, популярную политику, наверняка сейчас ты вряд ли тратишь такое большое количество времени на это, потому что наверняка ты устала от бесконечная вот эта вот негативная информация это не отстранение это просто как бы ну ребята давайте ожидайте на возможность жить и меня нет ответа на вопрос что делать может быть есть этот ответ на вопрос у тебя если есть туда мисс авито и беги что делать что делать с чем ренат вот нам нам что-то что-то надо делать ну например там делать какой-то журналистик но очевидно что не вот эту вот журналистик когда бесконечно с политологами обсуждаю значит, когда закончится война, что-то другое, что-то про созидание. Вот ты делаешь театр. А что тебе не хватает, условно говоря, от таких, как я? От журналистов, медийщиков, людей, которые в Ютубе какой-то контент создают.
Слушай, это хороший вопрос, и про него надо подумать, мне кажется, чуть дольше, чем сейчас я буду делать. Потому что, как ты сказал, действительно, у меня практически на ноль сошел неинтерес, а... Мое время, проведенное в телеграм-каналах, в ютубе или еще где-то, просто потому что я начала просто жить жизнь.
Я так говорю, как будто раньше я не жила. Да нет, просто... Я не знаю, как тебе объяснить это ощущение. Я сейчас сижу в парке, смотрю на то, как солнце заливает листву, и вот...
Вот сейчас ощущение, что мне больше ничего другого не надо. Конечно, когда происходят какие-то курьезные пиковые события, конечно, я, как и все, становлюсь обычным свидетелем и начинаю скроллить все ленты, потому что есть люди, которые разбираются в этом больше, чем я, и я начинаю все это изучать. Скорее могу сказать, что я от вас, от журналистов, не то чтобы ничего не жду, но я думаю, что ваше дело, оно так же важно, как и то, что я делаю спектакли.
Возможно, ты задаешься этим вопросом, как журналист, потому что ты человек неравнодушный, трудоспособный. которые просто любят свою работу, наверное, нужно просто делать. Вот так же, ну да. Но я еще буду об этом много думать, я тебе честно скажу, потому что как будто бы время поиска новых слов, время поиска каких-то немножко иных интонаций, потому что мне хочется, чтобы ты, условно говоря, оставалась с нами, сидя на лавочке под солнцем в точке счастья. В точке счастья.
И в точке этой Вари, которая смотрит в свой телефон и понимает, что все хорошо, у меня классные дети, суперский муж, и послезавтра спектакль «Фельсинки». Я за это все хорошо, хочу тебя поблагодарить, потому что я чувствую это ощущение, и пожелать тебе, чтобы у тебя только лучше все было, все получалось, и дари нам эту улыбку свою, потому что нам ее часто не хватает. Спасибо тебе, спасибо тебе, что нашла время и к нам в гости зашла.
До встречи. Попытка посидеть на лавочке под солнцем, улыбнуться и сказать, что все хорошо, что я счастлив на самом деле. Вот с этим ощущением оставляю вас. Берегите себя и до самых скорых встреч в эфире.